Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ради тебя согласен на всё, – откликнулся Дикки.
А Освальд добавил:
– Конечно, если тебе так хочется. Но вот увидишь: нам не позволят.
– Ты так сказал, как будто бы он какой-нибудь кролик или белая крыса. А он маленький человек, вот кто, – с осуждением произнесла Дора.
– Ладно. Согласен. Он не кролик, а человек, но всё равно, Дора, пойди поешь, – настаивал добросердечный Освальд.
И Дора пошла вместе с ним и остальными мальчиками, кроме Ноэля, который остался с Элис. Ему, похоже, ребёнок и впрямь понравился. Во всяком случае, я, оглянувшись, увидел, как он стоит вниз головой, чтобы повеселить малыша. Зря старался, по-моему. Ребёнку таких лет, мне кажется, совершенно без разницы, внизу у вас голова или наверху.
Дора сразу после обеда вернулась в домик пастуха. Миссис Петтигрю была на неё сердита за то, что она не пришла вовремя обедать. Однако немного горячей баранины всё-таки ей подала. Она хороший человек, наша миссис Петтигрю, и у неё нашлось ещё для Доры пюре из слив. Тут уж мы все составили сестре компанию, а потом пошли порыбачить во рву, но ничего не поймали.
Уже перед самым чаем мы опять направились к домику на колёсах, но не дошли ещё и до середины последнего поля, когда до нас донеслись такие надсадные вопли «секрета», что Освальд со сдержанным мужским сочувствием проговорил:
– Несчастное существо. Можно подумать, они там в него втыкают булавки.
Мы обнаружили девочек и Ноэля очень бледными и запыхавшимися. Дейзи бродила взад-вперёд по домику с «секретом» на руках. Совсем как Алиса в Стране чудес, когда она укачивала ребёнка, который превратился в порося. Освальд так и сказал, добавив, что и вопит младенец-аристократ точно как поросёнок.
– Да что с ним случилось? – поинтересовался он.
– Не знаю, – ответила Элис. – Дейзи устала. И Дора полностью вымотана. Подержи хоть ты его немножко.
– Только не я, – решительно воспротивился Освальд, отступая на шаг назад.
Дора возилась в дальней части домика со своей фланелевой нижней юбкой.
– Я думаю, ему холодно, вот и решила завернуть в неё малыша. Только узлы на тесёмках так затянулись, что никак не развязываются, – объяснила она. – Освальд, дай мне твой нож.
С этими словами она приблизилась к Освальду, запустила руку в карман его пиджака, но тут же выдернула и принялась с силой тереть ладонь о платье, вопя не хуже младенца, а затем начала смеяться и плакать одновременно. Это называется истерикой.
Освальд сочувствовал ей, но был раздосадован. У него напрочь вылетело из памяти, что в этом кармане лежала куча прекрасных мучных червей, подаренных мельником. Впрочем, и Дора могла бы давно запомнить, что мужчины носят ножи не в пиджачных карманах, а в брючных.
Между тем сестра кинулась на кучу мешков в углу. Элис и Дейзи начали там её успокаивать. Титулованный младенец отложил свои вопли, послушал немного, как вопит Дора, но почти сразу опять завыл сам.
– Ой, нам нужно воды! – воскликнула Элис. – Дейзи, беги!
Белая Мышь, как всегда тихая и послушная, сунула на бегу младенца в руки первого подвернувшегося на её пути человека, и если бы он не схватил малыша, тот разбился бы об пол. Человеком этим был Освальд. Он попытался передать свою ношу кому-нибудь из остальных, но они не согласились. Ноэль, может, и взял бы, но внимание его было полностью поглощено Дорой, которую он целовал, приговаривая: «Не надо, не надо так», стараясь положить конец истерике.
В итоге герой наш (возможно, я имею право так его назвать) оказался на улице возле домика на колёсах, низведённый до положения няни маленького, но яростного ребёнка.
Опустить малыша на траву герой себе не позволил, опасаясь, что тот в своём исступлении может запросто вышибить о землю мозги. Оставалось, похлопывая его по спинке, покорно расхаживать с ним возле домика, пока остальные внутри не приведут в чувство Дору.
Какое-то время спустя до Освальда вдруг дошло, что малыш уже не вопит. В столь радостную перемену едва верилось. И он, боясь лишний раз вздохнуть, поспешил с драгоценной затихшей ношей обратно в домик.
Остальные тут же обрушили на него поток укоров насчёт червей и Доры, но он тихо, властно и без малейшего раздражения им ответил:
– Заткнитесь! Разве не видите, что он заснул?
Измотанные до такой степени, словно участвовали в разнообразных и очень долгих атлетических соревнованиях, юные Бэстейблы и их дорогие юные гости волочили свои усталые нижние конечности обратно через поле. Освальд по-прежнему нёс на руках титулованный груз, не рискуя его передать кому-то другому, у кого он мог снова развопиться.
Фланелевую нижнюю юбку с Доры каким-то образом сняли (каким именно, я предпочёл не спрашивать), и теперь «секрет» был в неё укутан, а остальные тесно, насколько могли, обступили Освальда, скрывая его вместе с высокородной ношей на случай внезапного появления миссис Петтигрю.
Но горизонт был чист. Освальд отнёс «секрет» в свою спальню. Миссис Петтигрю редко туда наведывалась из-за лестницы с очень крутыми ступеньками.
Достигнув вместе с другими спальни, Освальд постарался как можно бесшумней уложить малыша на свою кровать. Тот, к счастью для нас, не проснулся, но мы всё равно не сводили с него тревожных взглядов. Он ведь по пробуждении вполне мог резко впасть в очередной приступ ярости и выкинуться из кровати.
Дядя Альберта должен был прийти домой с минуты на минуту, и вся наша компания с напряжением ожидала его. Наконец до нас донёсся хлопок калитки, но дядя Альберта в неё не вошёл. Мы выглянули в окно. Он разговаривал возле калитки с мужчиной, сидевшим верхом на пегой лошади. Лицо у всадника было расстроенное, а лошадь принадлежала мельнику.
Судороги сомнения пронеслись сквозь все наши вены. Мы, конечно, не сделали ничего плохого в гостях у мельника, но никогда ведь точно не знаешь… Зачем-то он всё же отправил к нам человека на своей собственной лошади?
Чуть погодя, когда мы пригляделись внимательней, наша тревога несколько унялась, зато любопытство, наоборот, возросло, ибо мы поняли: всадник этот, без сомнения, джентльмен.
Вскорости он уехал, а дядя Альберта вошёл в калитку. У дверей дома его встретила целая делегация – мальчики в полном составе и Дора, так как усыновление ребёнка было её идеей.
– Мы кое-что нашли, – объявила она, – и хотим узнать, можем ли это себе оставить.
Остальные ничего не сказали. После того как выяснилось, до чего громко и